Научно-технический прогресс, казалось, навсегда вычеркнул ветряки из своего послужного списка. Тех, кто, как Бердянов, при ветряках остался, во всей России по пальцам пересчитать можно. Но так случилось не везде: в Дании, на уютном острове Борнхольм я собственными глазами видел мельницу, которой двести лет. Она по-прежнему делала свое дело, а хозяин-фермер не мог на нее нарадоваться. Держали ветряки и его соседи.
Итак, ветряная мельница стремительно уходила в этнографические музеи. Но за последнее время одно за другим посыпались сообщения: в Австралии поставлены сотни ветряков для получения даровой электроэнергии, в Швеции строят ветряной гигант высотою 80 метров с турбиной в 175 тонн. Появился и у нас, в Астрахани, небольшой завод с примечательным и обнадеживающим названием «Ветроэнерго». Видно, машущие на ветру крылья увидят и наши внуки.
...Теперь вернемся к мельнице у большака. В тени ее шатра мы беседовали с нашим новым знакомым. Константин Николаевич не был потомственным мельником, и в детстве не довелось ему наблюдать, как бежит по летку в деревянный ларь белая, как молоко, мука.
Бердянов был плотником. Лет тридцать назад строил коровники, плотины, ставил избы и не думал, что сведет его судьба с мельницей. Ее попросил подлатать председатель здешнего колхоза, возлагавший на мельницу в трудные для села годы большие и вполне оправданные надежды. Худая колхозная касса разве что и могла оплатить один ветер.
Дело для Бердянова предстояло незнакомое, и он, прежде чем приступить к ремонту, долго присматривался к работе мельника. Ветряк отремонтировали, а старый мельник вскоре умер, не оставив преемника. Само собой вышло, что руководить мельничным хозяйством пришлось Константину Николаевичу. Он прижился возле муки и вечного грохота, но сыновей к такому «неперспективному делу» не подпускал. Они и уехали, оставив его один на один с мельницей и ветром.
К мельничному сараю, возле которого мы сидели, незаметно подъехал фуражир. Пегая с черной челкой лошадка была запряжена в бортовую тележку на резиновом ходу.
Бердянов поздоровался с фуражиром, и они ушли в сарай вытаскивать мешки с мукой специального помола, из которой на ферме делали болтушку для выпойки телят.
Мы тем временем решили осмотреть внутреннее устройство мельницы. Открыли скрипучую дверь, вошли и долго потом стояли неподвижно, пытаясь привыкнуть к разлитой в воздухе мучной пыли и полумраку. Свет от маленькой лампочки не мог пробиться дальше двух жерновов, сусека, наполовину заполненного мукой, электромотора и лесенки, ведущей куда-то наверх. На полке были разложены деревянные, с поржавевшими прутиками счеты, вырезанные из липы совки, мотки бечевки. Рядом — на дубовом мельничном валу — висела посаженная на кнопки истрепанная репродукция из «Огонька»: сквозь белесый мучной туман на нас смотрела Юдифь Джорджоне, попирающая голову Олоферна.
Я тут же вспомнил, как впервые попал в мастерскую деревянных дел мастера из мещерской деревни Норино Ивана Ивановича Пушкина. Мастерская располагалась в еще от деда оставшемся доме и была очень тесной. Может быть, оттого, что кругом стояло, лежало, висело невероятное количество разных вещей: остов какого-то радиоприемника, ружейный приклад, фарфоровые часы с нарисованной на них малиновой пастушкой, части лодочного мотора, деревянные заготовки, круглые, в серебряной оправе очки, стамески, напильники, взятое в рамку свидетельство участника Санкт-Петербургской кустарной выставки 1913 года. За изготовление самопрялки дед Ивана Ивановича, Кузьма Иванович, был награжден серебряной медалью.
В тот день за окном мела жестокая метель, Норино представлялось самой глухой на свете деревней. И тут я увидел висевшие на стене фотографии. Под одной из них, на которой неизвестный фотограф запечатлел томно раскинувшийся южный город, я с изумлением прочитал по-французски: «Монте-Карло»...
Правду сказал поэт: «Как тесен мир, как необычны переплетенья тайных сил».
...Мешки с мукой погрузили. Фуражир отправился на ферму, а Бердянов снова включил электромотор. Прерванная разговором и погрузкой работа продолжалась.
Иногда вспоминает Константин Николаевич о том, что кроме электромоторов есть еще и самородная сила ветра. Тогда, позвав кого-нибудь из фуражиров в помощники, разворачивает правилом мельничный шатер к ветру. Воздушные струи ударяют по лопастям, приходят в движение застывшие валы и шестерни — снова оживает пересохший мучной ручей.
По шаткой лесенке я забрался на самый верх мельницы — под шатер. Над головой летали дикие голуби, а в гнезде, устроенном под деревянной шестерней, лежали птичьи яйца. Видно, нечасто дает Бердянов разгуляться ветру.