Кажется странным, что в этом краю, укрывавшем некогда и монашеский скит, и общину приверженцев старой веры, не сохранилось и десятка деревянных церквей и часовен, которыми богат, к примеру, российский север. Вроде и материала вдоволь, и плотники — признанные миром мастера, а нет мещерских Кижей, и не ищите...
Во время своих .долгих странствий мы увидели только две деревянные церковки. Одна, двуглавая, обшитая дряхлым тесом, стояла на краю приречной деревни Ко-паново. Другую церковь, а точнее, оставшуюся от нее колокольню с немой звонницей мы обнаружили на лесной опушке неподалеку от деревни Салаур. С одной стороны к колокольне подступала старая роща, но с севера и востока от самых хлестких ветров не было' никакой защиты. Колокольня держалась чудом, опираясь на чурбачки, подложенные под крепкое еще основание.
Эти две церковки да пяток полусгнивших часовен — такой архитектурный «улов» принес нам с надеждой заброшенный невод странствий.
Может, и не было здесь ничего похожего на Кижи? Думаю, было. Разве что своей, мещерской, выделки. Известно: не один рубленный топором храм поставили на стороне те же тумские плотники. Так неужели не постарались для себя?
Старались, только великие их труды сводили на нет сумасшедшие лесные пожары, которые если не через год, так через десять лет без жалости слизывали не то что церкви — целые села, загоняя уцелевший народ в спасительные речки и озера. Как утверждает статистика, по количеству пожаров Рязанская губерния, особенно ее лесные районы, не раз занимала печальное первое место в России. В среднем из каждых ста сел и деревень за год сорок сгорало дотла.
И как ни любо сердцу мещеряка было дерево, жизнь вынуждала его строить храмы из камня. Так поднялись со дна зеленого мещерского моря каменные острова церквей в Касимове, Погосте, Гусь-Железном и, конечно, в Солотче. Последнюю недаром называют воротами в Мещеру. Открыв их, можно было попасть в московские, муромские, зладимиро-суздальские земли. Правда, дороги перед добрым путником лежали глухие, небезопасные, зато для непрошеных гостей самые подходящие: лес надежно охранял тайну передвижений. Как всякие важные ворота, Солотча должна была иметь крепкий замок. С конца XIV века им стал монастырь, крепостью севший на речном обрыве. Если пройти через главные ворота нынешнего Солотчинского монастыря, пересечь наискосок двор, выйти к обвалившейся западной стене и посмотреть с высоты на далекий горизонт, станет понятным, почему выбрали это место. Окская пойма отсюда как на ладони, и невозможно было незамеченным подойти ближе чем километров за двадцать. Заросший бурьяном обрыв и сейчас крут и неприступен, а скрытые подходы к старице в избытке обеспечивали крепость-монастырь в случае вражеской осады питьевой водой.
Ныне Солотчинский монастырь не может, конечно, дать никакого внешнего представления о первоначальной деревянной постройке, окруженной стенами-«го-роднями», которые по сравнению с каменными выглядели внушительно. Такие стены рубили «тарасами»: две параллельные стенки через каждые 6—8 метров соединяли поперечинами, а образовавшиеся клети заполняли землей и камнями, в них прорубали бойницы для нижнего боя.
По преданию, за сохранившимся доныне храмом Рождества стояла церковь Алексея Митрополита, сообщавшаяся с княжеским теремом. Рублена церковь была из сосны. В дело шли только отменной прямизны бревна из звонкой конды — смолистой, мелкослойной, несуковатой сосны, росшей в борах-черничниках. Каждое дерево выбиралось отдельно, как говорили старики, «с молитвою», и не имело изъяна.
Прежде чем приступить к работе, мастеру следовало отойти от мирской суеты, очистить душу и тело. Он выдерживал долгий пост, потом парился в бане и, надев чистую рубаху, принимался за работу.
Чертежей — никаких. Только замысел в голове. Он прост, бесхитростен, но не без чувства. В одной подрядной записи, составленной древней плотницкой артелью, сказано: «Рубить церковь высотою, как мера и красота скажут». Без единого гвоздя, с помощью лишь топора, долота, пёрки-сверла, скобеля да отвеса творили мещерские мужики деревянное чудо под осиновыми куполами со звоном, плывшим над лесами то праздничным благовестом, то тревожным набатом.
Основателем Солотчинского монастыря был знаменитый рязанский князь Олег Иванович. Точных свидетельств этому нет, но есть предание, согласно которому Олег вместе с супругою Евфросиньей оказался однажды на берегу речки Солотчи. Там они повстречали двух отшельников — Василия и Ефимия. Они-то и внушили великому князю мысль о монастыре. Олег заложил его в 1390 году, полагая, что ему не помешает загородная резиденция, которая могла послужить и надежным убежищем в те смутные междоусобные времена. Н. М.