Правда, их было всего две пары, а отец писал с передовой, что скоро вернется с победой, значит, хотя бы одну пару следовало сохранить в неприкосновенности. Башмаки, поддерживаемые в образцовом состоянии, пролежали до сорок пятого. Но отец с войны так и не вернулся...
Зимой сорок четвертого года в сынтульскои школе решили организовать вечер с концертом и танцами под патефон. Молодой учительнице Александре Александровне очень хотелось прийти на вечер не в подшитых валенках, а в туфлях, какие носили еще до войны. Но где было взять модельные туфли в занесенном снегом, казалось, забытом всем миром Сын-туле?
Вася Будорагин как-то узнал об этом и решил сделать любимой учительнице подарок. Не одну ночь просидел у керосинки, из клочков кожи изобретая самодельные туфли, и накануне вечера принес в школу завернутую в тряпицу обновку.
Представляю тот вечер в тесном классе маленькой сельской школы: плавно скользит по черному диску патефонная игла, танцующие (дама с дамой) пары, у жарко натопленной печки стоят одинокие валенки учительницы русского языка Александры Александровны. Первый за многие годы школьный вечер, когда старенькие валенки оказались не у дел...
Плотничать Василия Будорагина принялся учить дед. Сначала вприглядку, потом «вприкуску». Показывал, как настраивать инструмент, какое выбирать дерево, как с ним обойтись, чтоб не загубить. Когда Василий Александрович решил строить собственный дом, дедова наука пригодилась.
Бревна для будущего сруба заготовили зимой, дали им вылежаться до весны. Как только проглянуло солнце, размягчило древесину, примялись за дело.
Март и апрель пропустить было нельзя. Позже дерево начинает коробиться, сложней становится пригонка бревен, больше уходит материала.
Сруб поставили на высокий каменный фундамент. Углы положили «в лапу», чтобы можно было обшить наружные стены тесом. Ниже оконных проемов Будорагин пустил рейку вертикально, а выше — «елочкой». Крышу устроил четырехскатной, с большим слуховым окном под веселым козырьком. Крыльцо получилось совсем городским: без скамеек для посиделок, с фигурной крышей. Но главным украшением дома стали резные наличники. Здесь и проявился настоящий талант плотника Будорагина.
Какой он только резьбой не овладел! Может тонко нанести контурную, тогда характер дерева остается неизменным, а рисунок будто проступает сквозь березовую или липовую дымку. Трехгранно-выемчатая уже дает резчику больше воли, удивляя совершенством геометрических линий, образованных треугольниками, ромбами, квадратами и розетками. Рельефная резьба сродни деревянной скульптуре, поэтому требует чувства объема, твердой, но не скованной в движении руки.
Для своих наличников, классических прямоугольных карнизов Будорагин выбрал резьбу пропильную, чуть дополнив ее планками токарной работы. Сам придумал рисунок — изысканный, свободный, какой редко увидишь в причелинах и полотенцах старинных северных изб. С таким уж очень вроде «городским» рисунком можно было и переборщить, соблазниться «сработать под лепнину», но будорагинская резьба оказалось легкой, похожей на плакучие ветви той березы, из которой была сделана по заранее подготовленным лекалам.
Наличники и резные подзоры под крышей осветили дом постоянным и ровным светом, их хорошо было видно даже ночью. Люди приходили специально поглядеть на них, а некоторые, зараженные красотой, уносили с собой лекала Будорагина. Заходили из окрестных сел, перенимали «манер» и делали похожее у себя, но так, как у Будорагина, все равно не выходило.
Показал нам Василий Александрович свою маленькую мастерскую, где режет липу, строгает сосну и березу, выпиливает, сверлит. Инструменты, все эти окружные пилы, рубанки, калевки, галтели, Вудора-гин сделал сам: во-первых, нигде не достать, а во-вторых, свое надежнее.
Плотничает, столярничает Василий Александрович в свободное время, хотя с деревом крепко связан и на работе — он бригадир модельщиков на Сынтульском чугунолитейном заводе, где его ценят и уважают как редкого мастера. Можно сказать, что целый завод начинается с его деревянных моделей.
...Как-то под вечер сели мы с Василием Александровичем на скамеечке у заросшего золотыми шарами палисадника. Заговорили о плотницком ремесле, о его будущем.
— Идет ремесло на убыль,— печалился Василий Александрович.— Ну сколько простоит мой дом? От силы лет семьдесят. Кто его потом подправит, если перевелись настоящие мастера, а молодежь и топор в руках не держала? Раньше как было: не умеешь дом сладить — какой ты мужик! Оно, конечно, не каждому быть столяром-плотником, но мастеров держать надо. Особенно в нашей лесной стороне. А мы не дома — коробки каменные лепим...