Поэтому плотников задабривали загодя. Когда сговаривались насчет условий — пили «заручное». После того как укладывали первый венец — хозяева подносили «обложенное». Когда заготовленный сруб ставили на указанное место — снова пили, «мшили» избу. Существовал обычай «обсевать» матицу — балку, которая кладется поперек всей избы и служит основой потолка. Хозяин ставил в красном углу еще недостроенной избы зеленую веточку березки, а один из плотников пригоршнями рассеивал по избе зерно или хмель. Таким образом отгонялась нечистая сила.
Хорошо срубленная изба служила хозяевам долго. Так, деревянный дом в Сольвычегодске знаменитых богачей Строгановых выстоял 233 года. Был построен в 1565-м, а разобран в 1798 году...
В Мещере, по всей видимости, почти не строили таких огромных и прочных домов, какие найдешь на русском севере,— в два этажа, с взвозом, верхними и нижними избами. В отчетах этнографов о результатах экспедиции двадцатых годов указаний на обратное я не обнаружил. Преобладал северный тип построек, когда избу ставили торцом к улице, а все хозяйственные помещения смыкали в один закрытый двор. Но все это явно уступало по размерам коренным северным избам. Причин тому много. И среди главных — вечная боязнь пожаров, которые душили Мещеру чаще и беспощаднее, чем, скажем, Заонежье.
Не последнее слово сказала и мода: ведь существовала она не только на картузы и сапоги. Мещерские плотники обслуживали город и строили дома «на городской манер», привнося затем чужие вкусы к себе в деревню. Мутилась чистота плотницких традиций. Сдержанная резьба наличников сменялась неуклюжей росписью «под белый камень». Живописное крылечко становилось верандой. Дранка и гонт, делавшие крыши изб похожими на еловые шишки, постепенно вытеснялись холодным для глаза кровельным железом.
Рядом с такими «цивилизованными» домами долго держались по селам и деревням курные избы. Но они никак не соответствовали нашим, приобретенным еще в школе, представлениям об убогой лачуге последнего бедняка. Были уютны и опрятны, если, конечно, попадалась работящая хозяйка. Система вентиляции и дымоотвода продумывалась тщательно, опираясь на вековой опыт. Дым из печи уходил к потолку и вытекал наружу, опускаясь до определенного, всегда постоянного уровня — чуть выше человеческого роста.
Самый старый дом с пристройками, какой довелось нам увидеть в Мещере, имел возраст 120 лет. Патриарх уже дышал на ладан, но все же давал представление о настоящей мещерской усадьбе, нетронутой напористой новизной. Сруб с углами, рубленными «в чашу», небольшие оконца, украшенные простой резьбой, крытая дранью крыша, ворота с двускатным навесом тоже из дранки, сушило, загон для скотины, сарайчик, где складывались нехитрые крестьянские орудия, ветхая банька. Усадьба тихо доживала последние дни под сенью раскидистой ветлы.
Но видели мы и иные дома — другого времени, другого духа.
...Дом Василия Александровича Будорагина невозможно не заметить. Он стоит на улице, надвое рассекающей поселок Сынтул. Все, кто проходит или проезжает, его не минуют. Еще издали заметны светлые резные наличники, богато украшенное слуховое окно, деревянные подзоры. В будорагинском доме все скроено и пригнано на славу, все крепко и надежно. И красиво, как может быть красив деревянный дом, сработанный умелым мастером, не лишенным чувства меры и пропорции. «Красно сделано» — так сказали бы о доме в старину.
Познакомившись с хозяином, мы узнали, что пятистенок поставили на месте пустыря двадцать пять лет назад, когда родился у Будорагиных средний сын — Сашка. Решили тогда уйти из старого отцовского дома и жить отдельно.
Плотников нанимать не пришлось. Дед и отец Василия Александровича были потомственными древо-делами. Дед ходил вместе с другими мещерскими плотниками строить Каширскую ГРЭС, московский завод «Шарикоподшипник», Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. На выставке сооружали павильоны, строили конюшни, за что получили благодарность от Семена Михайловича Буденного.
Отец Будорагина прославился замечательными конями, которых резал из податливой липы. Все сын-тульские ребятишки играли с этими раскрашенными лошадками.
Вначале Васю Будорагина научили сапожничать — в деревне умение не лишнее. Мальчишка подшивал валенки, латал собственные ботинки. Потом соорудил бабке новые тапочки на мягком ходу. В четвертом классе Вася не успел еще как следует познакомиться с алгеброй и геометрией, а сапожным молотком, острым, как бритва, ножом, шилом и другим инструментом владел уверенно.
Шла война, и четвероклассник Вася Будорагин решил шить для фронта сапоги. Он вполне мог осуществить свое намерение, если бы не скудный запас кожи, дратвы и гвоздей, которые надо было выдергивать из старых отцовских башмаков.