Мещерский странник
Желаем приятного прочтения.
Костер на «горе»
У Марии Ивановны мы засиделись допоздна. Когда вышли из дома, уже зажглись уличные фонари. С Мокши потянуло свежестью, а с полей — легким духом близкой осени. Кадом оцепенело замер в уютных сумерках. На открытой танцевальной веранде что-то громыхало и скрежетало, зазывая молодежь. А мы шли по сиреневой от вечернего света улице, мимо засыпающих домиков и все говорили о финикийце Кадме и его жене Гармонии...
...Кадом не Москва, трудовой день здесь начинается несуетно. Сначала зычно прокричат петухи на заречной стороне, заскрипит под молоковозом понтонный мост через Мокшу, сыто замычит корова на лугу за подолом, испуганно выстрелит чей-то мотоцикл, тихо проедет по песчаной обочине телега, с колхозного рынка донесется призывное: «Я-блоч-ки-и!» И неторопливо, степенно пойдет потом, поедет народ: кто в магазин, кто на работу.
Утро в Кадоме удобно наблюдать со скамейки у ограды соборной церкви, откуда видна почти вся торговая площадь с голубой палаткой приемщицы стеклянной посуды, тесной фабричной проходной, магазином, где продают прекрасный «загорелый» хлеб и пряники, дорогой на рынок и в заречный Кадом. Поселок небольшой, редко кто эту площадь минует...
Было уже около восьми, когда мы устроились на широкой
скамейке. Мимо, о чем-то переговариваясь, проехали на велосипедах столяр с
бондарем. Узнать их 
было нетрудно по инструменту. Они, как все
настоящие мастера, самые ходовые орудия своего ремесла везли с собой, приторочив
it багажнику: один — рубанок и стамески, другой — шмыгу и набой. Пошли к
утренней смене фабричные вышивальщицы. У крытой брезентом машины собрались
лесорубы. Виновато потянулись на заречную сторону прозевавшие зорю
рыбаки-пенсионеры. Всех ждали привычные дела, освященные вековым обычаем,
который потому и крепок, что мудро согласуется с природными наклонностями
мещерской окраины.
Десятки ремесел прижились когда-то в старом Ка-доме. Были и сапожники, и медники, и кузнецы, и белошвейки. Через Кадом проходили обозы из Среднего Поволжья в Москву. S городе они делали дневку. К услугам проезжих открывались трактиры и постоялые дворы. По этой причине многие кадомчане сделались лоточниками и торговцами.
Гнали в Кадоме деготь, драли по перелескам лыко и корье, которые отправлялись в бедные лесом степные губернии. Была в городе и своя судоверфь. Там строили деревянные барки — «мокшаиы» и прочие речные посудины.
Выделывали кадомчане солонину. Она высоко ценилась своим первоклассным засолом. Отправляли ее в Москву, куда везли также отборные дрова и воск на свечи.
Особый «клан» составляли рыбаки. Богатые рыболовные угодья на реке Мокше и пойменных озерах ежегодно продавались с торгов.
Большую славу добыли Кадому плотогоны. Смелые до отчаянности, они и в неспокойную полую воду, и даже в межень гнали лес по Мокше, Оке, матушке-Волге в Казань и Самару. Не смолкал в окрестных лесах перестук топоров. Без задержки шел на продажу ка-домский лес — «лес хоромный и дровяной».
Много воды утекло с тех пор в Мокше. Исчезли за ненадобностью плотогоны, а вот лесорубов и сейчас встретишь в Кадоме. Есть свое лесничество и вполне современный деревообделочный комбинат, созданный на месте судоверфи. Делают на нем вещи нужные: кроватные спинки, разделочные доски, топорища, бочки, вяжут оконные рамы.
Уважаема в поселке и профессия мастерицы-вышивальщицы. В 1926 году была организована швейная артель «Пробуждение». Позже она переросла в фабрику, где машинной и ручной вышивкой украшают кофты, блузки, платья, делают узорные салфетки, полотенца, скатерти. Лучшие образцы бывали даже на международных выставках. В 1978 году художники фабрики заново открыли старинную ручную вышивку. В Россию она попала из Италии под именем венецианской. Узор тонок и плетется при помощи обыкновенной иглы, как паутина, из одной шелковой нити. Работа кропотливая, для терпеливых. За смену мастерица едва успевает закрыть узором два небольших «оконца» в полотне. Но время идет, и через неделю-две рождается настоящее кружевное половодье. Нигде больше не делают подобной вышивки.
...Между тем на нашу скамейку подсел древний дедушка. Пришел к заутрене, да соблазнился беседой со свежим человеком. Сначала разговор зашел о предметах отдаленных, но скоро перескочил на дела сугубо местные. Сокрушался дед, что среди множества кадом-ск.их мастеров нет стоящего художника-ликописца:
— Церква от лампад вся закоптилась, а поновитьстенное письмо некому. Сам батюшка на леса полез,только малюет добре нелепо...